ОДНОДВОРЦЫ ЕЛЕЦКОГО КРАЯ. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Продолжаем наш рассказ об однодворцах. Психологию и мироощущение однодворца прекрасно иллюстрирует рассказ И.А. Бунина «Божье древо». Характерно само начало рассказа. Бунин в первых же строках говорит о том, что его герой – однодворец: «Сад в нынешнем году снял у нас мещанин Богомолов. Стеречь его он прислал своего земляка однодворца из-под Козлова». Хотя Яков Демидыч Нечаев (герой рассказа) и не из Елецкого уезда, но поведение его, типаж, речь – характерные, однодворческие. «Что однодворец, сразу заметно – по говору». Речь Нечаева Бунин воспроизводит как можно ближе к оригиналу: «Маяго кобелькя нынче чтойто весь день не видать, весь день на гумне мышкуя. А это уж обязательно к дожжу, она, мышь-крыса усякая, перед дожжом сильней пахня. Ну, що ж, и помОча маленько, авось ня сахарные, ня растаем…». «А вы раззе ня знаятя?». «А она значит, ня жалае, ня хоча, — сказал он, смеясь, и опять запел шутливо и жалостно: А она ня хоча. Ды как захохоча!». Язык однодворца привлекает Бунина своей стариной, даже древностью: «Говор старинный, косолапый, крупный. Он говорит: що, каго, яго, маяго, табе, сабе, таперь, но все как-то так, что слушать его большое удовольствие». «Я все дивился, сколько употребляет он слов старинных, древних даже, почти всеми забытых: изнугаться вместо издеваться, ухамить вместо урвать, варяжить вместо торговать, огонь взгнетать вместо зажигать…, ногайцев он называл кумане – древнее название половцев,- конину маханиной. Формы у него тоже свои: «Он неладно думал об мужиков», — сказал он, например, про москвича. А про своего кобелька так: «Он любит воять в темные ночи».

Яков Демидыч предан старине и традиции: «Жить, говорит Яков, надо так, как деды жили, прадеды». Помнит Нечаев и о дворянском прошлом однодворцев: «Ведь мы, однодворцы, в старые времена тоже, бают, господа были. Над нами барские и теперь еще смеются: ты, мол, галман, чьих господ барин?». По однодворческой привычке он подтрунивает над «барским» Илюшкой: «Это ведь у вас, у барских, бедного на пиру обносят, ложкой кормят, стеблом глаза колят, кажный стаканчик считают…». В этой присказке Нечаев выражает общее мнение однодворцев о барских как о людях бедных и малокультурных.

Есть у Якова Демидыча и «национальная идея» — патриотичный и в то же время трезвый, реалистический взгляд на Россию, русский народ. Яков убежден, что «лучше нашей державы и лучше нашего народа во всем свете нету…». В то же время он далек от квасного патриотизма и прекрасно осознает слабые стороны народа.

В рассказе «Божье древо» в образе Нечаева воплотилось светлое состояние русской души, находящейся в гармонии с природой, людьми, всем окружающим миром. Нечаев постигает и принимает мир таким, какой он есть через открытость, мудрую простоту и ясную созерцательность. Яков Демидыч видит сквозь обыденность жизни красоту мира, во всем чувствует и принимает Божий промысел. И себя Нечаев воспринимает как часть Божьего мира, говоря о себе: «Я живу, как Бог вялит, я, как говорится, Божья древо: куды ветер, туды и она…». Эти слова Нечаева выражают особую русскую идею миропонимания, которую философ Иван Ильин определял как «идею созерцающего сердца». Он писал: «Русская идея есть идея… созерцающего сердца… Созерцанию нас учило прежде всего наше равнинное пространство, наша природа, с ее далями и облаками, с ее реками, лесами, грозами и метелями. … Русскому созерцанию давалась красота, пленявшая сердце, и эта красота вносилась во все – от ткани кружева до жилищных и крепостных строений. От этого души становились нежнее, утонченнее и глубже; созерцание вносилось и во внутреннюю культуру – в веру, в молитву, в искусство, в науку и в философию. Русскому человеку присуща потребность увидеть любимое вживе и въяве, и потом выразить увиденное – поступком, песней, рисунком или словом. Вот почему в основе всей русской культуры лежит живая очевидность сердца, а русское искусство всегда было – чувственным изображением нечувственно-узренных обстояний. … Божии дары – история и природа – сделали русского человека именно таким».

Не случайно Нечаев постоянно поет, приплясывает, перемежает свою речь прибаутками, присловьями, пословицами; знает и рассказывает сказки, легенды, духовные стихи, то есть прибегает к характерной русской форме самовыражения. Символично, что оканчивается рассказ песней, которую напевает Яков Демидыч: «И, поднявшись, бодро пошел к огню, который, как всегда, пылал в земляной печурке против шалаша под липой, и на ходу легонько притопнул лаптями:

Сова ль моя, совка,

Сова ль моя, вдовка!

Эти последние строки рассказа насыщены мощными благими символами, восходящими к глубинам народной истории и культуры: Огонь, Земля, Божье древо – Мировое древо. Символично также, что герой рассказа, поднимаясь, идет к ним навстречу. Огонь, Земля и Вода являются изначальными жизненными стихиями, а Мировое Древо связует все миры.

Земной, по-народному реалистичный Нечаев в окружении мощной архаической символики обретает образ просветленного мудреца.

Можно предположить, что автор стремился определить положительные черты русского характера, решить вопрос, каков же положительный тип русского человека. Здесь мысли Бунина перекликаются с русской идеей «созерцающего сердца» Ильина. Русский человек – открытый миру, деятельный и созерцательный, независимый и доброжелательный, разумный и сердечный – принимает мир и себя в мире такими, каковы они есть.

Этот тип русского человека по-прежнему живет на русской равнине: таков добрый Филя в стихотворении Николая Рубцова «Добрый Филя» 1960 года.

Я запомнил, как диво,

Тот лесной хуторок,

Задремавший счастливо

Меж звериных дорог…

Там в избе деревянной,

Без претензий и льгот,

Так, без газа, без ванной,

Добрый Филя живет.

Филя любит скотину,

Ест любую еду,

Филя ходит в долину,

Филя дует в дуду!

Мир такой справедливый,

Даже нечего крыть…

— Филя! Что молчаливый?

— А о чем говорить?

В словах «мир такой справедливый» чувствуется ирония поэта, но сам Филя верит в справедливость мира, только эта справедливость – законность Высшего порядка. И жизнь, и смерть, и греховность, и просветленность – все от Бога. А сам Филя, как и Яков Демидыч, — тоже Божье Древо.

«Жизнь всякого человека… идет по некоему таинственному плану; все в ней целесообразно и премудро…» — говорил оптинский старец Преподобный Варсонофий.